В Красноярске шли как-то с отцом по центру города с первомайской демонстрации. Улица запружена народом – и тротуар и проезжая часть – от стенки до стенки. Вдруг народ впереди натужно (из-за неимоверной тесноты) попытался раздаться во все четыре стороны. Мы были далеко – но и до нас докатились судорожные волны этих потуг. Я сперва не понял, что же там случилось. А потом увидал стоящего на балконе над людским морем пьяного мужика. Он сосредоточенно ссал на толпу празднично одетых трудящихся. Если на задворках города между асфальтом и домом обычно простирается широкий газон, то в плотно застроенном центре балконы нависали прямо над тротуаром. Промахнутся было невозможно. Как при террористическом акте в переполненной дискотеке.
Уже через несколько минут в подъезд нырнули неизвестно откуда появившиеся милиционеры. Но за это время подросший подражатель брюссельского мальчика, поворачиваясь словно поливное устройство на клумбе, успел окропить много десятков человек.
Конца истории мы не увидели. Растянувшаяся на километр или два людская река несла нас дальше и дальше.
Когда во дворе я радостно рассказал эту историю кому-то из взрослых, мне с сомнением возразили, мол, в отчёте о демонстрации в городской газете ничего подобного не отмечалось. Наивные люди: в СССР о многом не писали никогда и нигде.
А уж писать про то, как писают на демонстрацию… Вполне допускаю, что даже в милицейском протоколе мужику пришили что-то совсем другое. Чтобы по всем документам празничные мероприятия выглядели проведёнными просто идеально.