Мне было лет 17. На моих глазах водитель сел за руль грузовика, замер, обмяк… Даже не ойкнул. Парню было лет 30. Или даже меньше. Перед смертью он не делал ничего тяжёлого, стояла прекрасная весенняя погода, у него было отличное настроение, человек шутил и улыбался за считанные секунды до...
Врачи и мне посулили лёгкую, быструю смерть. Это хорошо. Если когда-нибудь, через много лет... Но, оказалось, что можно запросто отдать концы через 5 или 10 минут. Вот это не понравилось. Я никогда не был торопливым.
Моё тело обклеили датчиками на клейких липучках, а в карман сунули коробочку побольше сигаретной пачки – она посылала данные о моём самочувствии в компьютер на сестринском посту кардиологического отделения. Круглые сутки они могли следить за моим состоянием. За пределы отделения выходить запретили - больница большая, в ней легко затеряться. Придёт тревожный сигнал - а где больной, никто не знает. Хотя, если я потеряю сознание в другом корпусе -- на руке у меня есть пластиковый браслет: с именем, фамилией, названием отделения и даже номером удостоверения личности.
Стали готовить к операции: кололи какие-то разжижающие кровь препараты, поили кучей разных лекарств – в том числе, чтобы сбить температуру от воспаления после зондирования. Рука, через которую делали центуру, пожелтела по локоть – такой вот расползшийся синяк.
Именно желтеющий синяк представляет для человека наибольшую угрозу. Травмированные ткани, умирающие фракции засоряют и отравляют организм, заставляют на пределе работать почки и другие внутренние органы.
Каждый день брали кровь из вены. Ждали, когда нормализуются нужные показатели. Я же, на всякий случай, сел писать завещание.