Оперу, которую знал по кускам и отдельным ариям, смотрел целиком впервые. Посмотрел с удовольствием. Вспомнил, что до строительства кремлёвского Дворца съездов именно в Большом собирали все съезды партии. А вот театр Ленин хотел закрыть, разогнать. Мол, оперы и балеты - это всё буржуазные штучки. И пролетариату они не нужны. Любитель актрис Луначарский еле тогда отстоял Большой.
В антракте встретил в фойе бывшего председателя РЖД Владимира Якунина. Благодаря которому вся страна знает, что шубы надо хранить не в шкафах, а в шубохранилищах. Владимиру Ивановичу никак не дашь его 70 лет. Выглядит он совершенно беспонтово и даже интеллигентно. А вот Навальный говорит, что будучи всю жизнь государственным чиновником, товарищ облегчил финансовые закрома Родины не на одну сотню миллионов долларов. Если это правда - завидую. Меня в эти закрома почему-то не пускают.
Вот такие стоячие места. С которых видно, кстати, иногда лучше, чем с продаваемых за приличные деньги сидячих. А слушать можно, сидя сзади на диване.
В литературе и музыке часто бывает, что, очень даже интересно начатое произведение к концу скисает, превращается в набор каких-то невнятных торопливых заметок. Оно и понятно. Аванс уже проеден, работать надоело. Хочется взять задаток за следующую работу и уехать в отпуск. Но, Чайковский, молодец, держит марку до конца. Более того, мне конец оперы показался в музыкальном плане более интересным, насыщенным, чем её начало.
Такое ощущение, что после реконструкции театра мест в партере стало меньше. Ряды поставили пошире, кресла стали побольше. Такое же ощущение у меня возникло и в реконструированном Большом зале московской консерватории.
Ну, в принципе, это и понятно. Люди двадцать первого века - они выше и тяжелее, чем люди 19-го. Будете в каком-нибудь дворце 18 века, обратите внимание - вся мебель какая-то подростковая, маленькая. Это для нас, сегодняшних. А для тех, кто её делал, она была в самый раз.